| Чуклин Андрей Владимирович |
 |
|
Родился в 1962 году в Нарьян-Маре. Образование высшее. Работал электриком, помощником бурильщика, корреспондентом, главным редактором. С 2007 года – старший редактор телеканала «Север». Печатался в региональных и столичных СМИ, в частности журналах «Наш Современник», «Белый пароход», «Двина», «Воин России», и других. Стихи переводились на ряд скандинавских языков. Автор трех поэтических сборников – «Четвертая четверть в тяжелой воде» (1990), Черным по белому» (1998), «Побег из тьмы» (2012). Единственный автор Русского Заполярья, чьи стихи вошли в антологию «Русская поэзия ХХ век (Москва. 1999).
Из сборника «Побег из тьмы» Стихи
Край вечной мерзлоты! Ты ль Родина моя, когда встречаешь так неласково и сухо: то пылью, то слюной осеннею плюя мне в спину, то грозя вдруг сплетнею и слухом. Другие люди здесь. Другие имена, и говор, точно здесь российская столица. И нефтяных рублей отменная длина. Хапугам всех мастей здесь есть чем поживиться. Как желчь, наружу прет из скважин тонких нефть! И тундра от тоски не балует морошкой. Чужие люди здесь, и главное, не дрейфь, бери, воруй, хватай и хапай все, что можно. Не знаю, где искать край детства моего, где мутная река, но чистые протоки... Я белой ночи пью сырое молоко, и пьянствуют со мной вороны да сороки. Среди снегов зимы, средь пыли летних дней, душа сродни тому, кто спит на катафалке. А мы же терпим все, и, становясь все злей, спокойненько едим, спокойно спим на свалке. * * * Здесь соловьи не надрывают глотки. На тонких ветках карликовых ив Седые воробьи щебечут кротко, Да серый горизонт без перспектив. Зачем я тут? И долго ль бесприветно, Томясь интригой низких облаков Под щелочью дождей и желчью ветра, Блуждать озерами несбывшихся стихов? Мечусь от скуки мрачных неприятий. И слов ищу, как откровенья вен Иного бытия, иных объятий, Иных небес, не знающих измен. Ландшафты тундры не рождают эха. Все зовы жизни поглощает лед. Но мне сейчас – куда бы ни уехать – Повсюду блажь моя меня найдет. Своих высот синеющие горы Все реже зрит мой помраченный дух. Над нами власть чирикающей своры – Синиц на душу, воронов на клюв.
Но даже сердцем в мерзлоту врастая, Не стать мне флорой этих берегов, Где правят свадьбы оборотней стаи, И люди превращаются в кротов. Какие к черту мне иные дали… Какая к дьяволу иная благодать… Здесь чувство Родины у нас у всех украли, И повсеместно торжествует тать.
Среди полярной ночи
Ночь обрастала, как щетиной – тьмой. Луна и звёзды прятались за тучи. Жестокий наст пустыни ледяной Мерцал стеклом толченым и скрипучим. И я не мог понять, который час, Какая связь прервалась между нами И звёздами? Я ощущал – сейчас Мы шевелим, должно быть, плавниками. Дремал светильник. Чудился покой. Но и во сне я чувствовал тревогу За ту одну, которая со мной Влечется в бездну, устремляясь к Богу.
Возвращение
Уснувший город, словно бы навечно. Печально-тихо из высокой тьмы Снежинки теплые мне падают на плечи, Как подаянье северной зимы. И мне довольно этих светлых капель, Чтоб сердце на мгновенье отошло, И я опять стихами грусти запил Томясь о будущем, которое прошло.
Над тундрой
Слава вам, вертолётные асы! Смелость ваша для многих пример. По воздушной невидимой трассе Мы летим: «Нарьян-Мар – Хорей-Вер». Не в словах ваше дело, пилоты, Здесь от них минимальный комфорт. Всю длину, ширину вертолёта Вы вместили в короткое – борт. Вам нельзя отвлекаться, я знаю, Здесь в потоках воздушных – держись! Для меня же вся тундра без края Открывается книжкой про жизнь. Промелькнули за городом свалки, А ведь были грибные места. Там теперь только жирные галки Веселятся в облезлых кустах. Объяснят – производства издержки, – План спустили, – иди попляши! Но я вижу, как властвуют пешки, У которых издержки души. Как легки, широки горизонты! Взгляд вперёд! И шагать, и шагать… Трудовым и бессмысленным фронтом Всё калечить и всех побеждать. Право, глупо считать всё до метра. Посмотрите, – простор-то какой! Как паук, жадно впившийся в жертву, Отпечаталась тень буровой. Сколько кожи земли здесь изрыто! Сколько вен перерезано тут У корней нашей памяти сытой. Здесь не дьявол хозяйничал – труд. Он с бригадой заезжих пиратов Без души, бесхозяйственно, зло Делал всё для высокой зарплаты. Для потомков своих – ничего. Бесполезные траты, как змеи: В наших душах их медленный яд. Что ж глухое начальство немеет, Зная всю подноготную трат?.. Ну, а мы, что же с нами творится!.. Ведь не где-то, – у нас на глазах Зреет зло. И что завтра случится, Мы найдем в ядовитых плодах. В нас отвага и удаль литая! Грудью ляжем, но выполним план. Ерунда, что моря погибают, Ничего, что порою обман. Вижу, как прочитав эту повесть, «Бог» газетный, увы, загрустил… «Удивил!.. Это, братец, не новость, Только краски ты больно сгустил. Рифмы пляшут, и тема раздута… Пафос где? Где победный разбег? Лучше выбрать попроще маршруты, Напиши-ка про тундру, про снег!.. Дай людям к красоте прикоснуться. А про это слыхали не раз. И без нас наверху разберутся. И про нас разберутся без нас…». Так я думал дорогой, обратно Возвращаясь в глухой Нарьян-Мар. И трясло вертолет неприятно, И сосед выдыхал перегар. Прилетели, на миг позависли — Вертолет с горизонтом равнять. Но тревожные, грустные мысли Возвращаются в тундру опять.
Черное молоко
Понагнал пустоты вид погасшего дня. Ночи черное пью молоко. Все подружки мои пережили меня, А друзья, как всегда, далеко. Каждый вечер сажусь я за кухонный стол, Сам себе черный кофе варю. И подолгу, как смертник, в невидимый дол, На огонь бледно-синий смотрю. Газ течет равнодушно. Горит и парит... Потолка рыжевеют углы. Почему же, когда ничего не болит, Ум страдает и просит иглы? Этот бледный цветок – иммартель иль жасмин? Не ответят ни друг, ни жена. Засыпаю и вижу: над грудой руин Золотая висит тишина.
* * * Ночью убил таракана. А утром уже их десять. И нет подъемного крана, Чтоб за ноги всех подвесить. Весь день я страдал ознобом, Один таракан в трактире Спокойно сказал: я – Коба, Я властвую в этом мире.
Во тьме
Мрак напирает непролазной мутью. На улицах не встретишь даже псов. По лужам перекатываясь ртутью, Ночь растеклась на миллион часов. Мне кажется, я не дождусь рассвета, Не добежать мне до него, не доползти. Палит во тьму бессонница дуплетом И страх безбрежный съежился в горсти. Дышу как есть – в себя, а выдох в ворот, И через раз – у смерти слух остер. А рядом спит самодовольный город, Не сознающий собственный позор. Он позабыл, что у него под спудом Повсюду залежи талантливой руды. Я продолжаю свято верить в чудо Отнюдь не мертвой, а живой воды. Но как найти ее и не разбиться О грязный череп полусгнивших дней, Чтоб хоть однажды чистоты напиться Из глубины, от страсти, от корней. Густеют ночь и страх, и нет молитвы Дух поддержать над пропастью тоски. Поверхность луж сверкает сталью бритвы И тишина гарротой на виски. И сохнет век чаинками в стакане. Наверно, этим начинается запой. Душа – как два червонца на кармане. Как форточка – в полметра глубиной!
Пасхальная бессонница
То ли с неба лом железный падает, То ль воды нагнало до небес. Ничего души моей не радует – Даже то, что Божий Сын воскрес. Даже звон колоколов со звонницы Пустоты горючей не зальет. Болен ум цветением бессонницы Белой, белой – годы напролет. И ничто – ни водка, ни реланиум Не избудут здесь моей беды. Шар земной прозрачный, как аквариум, Замерзает капелькой воды. Не сбылось на кофее гадание. Вновь дышу на снежный купорос. Сам себе я сделал предсказание – Лишь оно до черточки сбылось.
Стихи
Это презрение к смыслу границ, Мутации сердца на гребне отваги, Страшный – навылет – прорыв из столиц В дикие чащи языческой магии. Этот отчаянный бег позвонков, Рост и верлибр тонкошеей свистульки, Где обнаженность выходит на зов, И безнаказанность дышит, как в люльке. Это вкрапленные точки-тире В картах того, кто не смыслит в краплениях, Кто откровения ищет в игре, А не дешевой игры в откровения. Это тоски зазывающий глас, То в суету, то в пустынные гуды! Это внезапного сердца отказ На максимальных скачках амплитуды. Это когда – петь не можешь, кричи! С кляпом во рту иль в застенках тюряги. Это, когда узнают палачи Страх перед словом твоим на бумаге.
Кода
Прежней жизни карусель, Ты зачем опять приснилась – Чередой общагских стен, Западающих на Рай? На тебе я полысел И судьбе попал в немилость. Так на кой, скажи мне, хрен Твой заброшенный сарай! Я тебя не предавал, Не разменивал на блага. Просто сердце на засов – И раздетым из дверей… Поглазеть на карнавал Предприимчивого мага, Что разводит гончих псов Для охоты на людей. За вольером у него Две плантации лимонов, А у красного крыльца Геликоптер боевой. Слуги все до одного Из ОБЭПов и ОМОНов, Но похож на продавца Каждый третий и второй.
Зачумленный карнавал Плёл кровавые узоры. Грызуну подобный, Маг У Фемиды скрал весы. Время лезло на скандал, А пространство на заборы, И над страждущими благ Пену сглатывали псы. Я затеял разговор С молодящейся актрисой. А потом ей повезло, Но с другим, а не со мной. По земле метался сор, Наступало время Крысы, И актрису унесло Вместе с мусором домой. Что тут делать? И зачем, Если надо что-то делать? Небо в дырах, в язвах дно, Только б душу не спугнуть! Точно клетка иссечен Из родительского тела, Мне осталось лишь одно – Лечь на ветер и уснуть.
То ли кровью на холсты, То ли краской на халаты, Я пытался грунтовать Этот мир самим собой. А теперь средь пустоты, По живым кускам разъятый, Я – не взять и не отдать – Распластался над землёй. Кровоточу, но врачи Позабыли похмелиться. Мне бы выплыть на восход, Да отрезан путь к слезам. В жутком сумраке ночи Мне чужое что-то снится. Может, сам я стал не тот, Может, тот же, да не сам. Я ходил искать вопрос, Но не выверена тема. Я хотел вернуть любовь, Мне ж открылась на беду Из-под сорванных корост Морфология Тотема, Где языческая новь Плавит страшную руду.
Так что завтра снова в бой За властительных подонков. Вроде только за табак, А уж кличут помирать. От планеты голубой Нам досталась лишь лимонка, Что взорвется даже так ... Если нечего взрывать. Неба нет и нет звезды. Жаль, что песня не сложилась. Я пылинкой на ноже Злого времени застыл. Промелькнут в ногах сады, Прощебечет легкокрылость ... Вот и нет меня уже. А как будто только был.
До Индии билет
Не маюсь в кабаке, не возрождаюсь в храме. Душа пуста, но совесть без прыщей. Я день забетонировал делами, Чтоб не сочилась скука из щелей. Но все дела, как ни трудись, бесплодны: Покоя нет и денег тоже нет. Знать, не судьба в агентстве пароходном Мне покупать до Индии билет. А хорошо бы было, было б славно Вокруг земли, да в молодых летах, Пройтись по синим океанам плавно, Растрачивая жизнь в чужих портах...
|
Чуклин Андрей Владимирович – журналист, режиссер, член Союза писателей, Союза журналистов России.
Версия для слабовидящих
