| Матвеев Виктор Николаевич |
 |
|
Первая публикация прозы – рассказ «Дочь» – в 1991 году в газете «Няръяна вындер». Рассказы «Мажоритарный принцип», «Дочь», «Нам не дано предугадать», «Ракушка с острова Сенгейский» и др. выходили в альманахах ЛитО «Заполярье» (2009 – 2013). Автор книги «Ракушка с острова Сенгейский» (2011).
Виктор Матвеев Мажоритарный принцип Если взять и окинуть Свой жизненный путь, То получится песня. Горькая. В ней струною звенит, Как хрустальная нить – Твое имя простое – Ольга.
Говорят, что раз в семь лет человек совершает полный цикл жизни. Где и когда Дорохов слышал эту фразу – он никак не мог вспомнить, как, впрочем, и ручаться за то, что эта фраза достоверно истинна. Но факт остается фактом, и как бы там ни было, только этой фразой он мог объяснить все то, что случилось с ним за последние две недели, проведенные в этом городе. Жизнь его до последнего времени тянулась вполне обыденно: дом, дорога, работа. Работа, дорога, дом. Частенько пьяные посиделки с постоянными приятелями, а то и просто с первым встречным. В нем как бы уживалось два человека: один – примерный семьянин, прекрасный работник, по-своему талантливый человек, умеющий многое и не обделенный от природы. Про таких говорят – это от Бога. Как он всегда думал: не важно, что не знаешь – важно знать, где это можно узнать. В свои 35 он многое умел: кроме того, что был специалистом в своем деле, – хорошо играл в шахматы, имел первый разряд по лыжам, сочинял стихи, песни и сам исполнял их на гитаре, прекрасно рисовал, увлекался литературой. Да много еще чего. Второй, который сидел в нем, все это творчество направлял обратно, а именно: пил по-беспробудному и был в этой части очень изобретателен. Как обвести жену, как начальство, как убедить себя, что выпить необходимо. Кто из этих двоих побеждал на данном этапе, – туда и катилась телега жизни. Его жизни. Что вдруг случилось? Была ли нарушена причинно-следственная связь? Скорее всего. Или эта фраза, услышанная где-то? Или еще что? – сам Дорохов не мог объяснить. За последний месяц в его жизни произошло несколько событий. На работе появился новый шеф (впрочем, какой новый, он когда-то уже работал у них, потом ушел на повышение, и волею судьбы получилось так, что вернулся к ним через 13 лет). У Дорохова с ним были хорошие отношения еще с тех давних времен – даже Новый год как-то вместе встречали. Шеф вызвал его, долго испытующе смотрел и, в конце концов, сказал: «Вот, что, Николай. Я тебя по-хорошему предупреждаю – без эксцессов. Ты же талантливый мужик, что случилось?» Что было объяснять? Дорохов смутился, только и промямлил что-то вроде: что живет, мол, на нервах и во всем случившемся сам разберется. Что еще отвечал шефу, он потом мучительно не мог вспомнить. В общем-то это и неважно. Он получил урок, который впрок ему, впрочем, не пошел. В тот же вечер он напился до чертиков дома так, что жене с маленькой дочерью пришлось уйти ночевать к его матери, чтобы не слушать его пьяные бредни. Но в то же время, в нем уже поселился червячок сомнения и даже – не сомнения, а предчувствия: что-то должно произойти, но что, он пока не мог понять. Но, зная себя, понял – произойдет. Это он знал еще с тех времен, когда учился в военном училище. Их обучали на курсах спецподготовки. Хотя, с другой стороны, у него (и без этого самого спецназа) шестое чувство было развито – дай Бог каждому. Вторым событием в его жизни стало то, что ему позвонил все тот же шеф и сказал: «Хотим тебя представить…». Дорохов испугался: к чему бы это? Сразу вспомнилась последняя пьянка и другие грехи. Но шеф, слыша его молчание, продолжил: «…к званию «Почетный радист», авансом, конечно, с прицелом на будущее». Дорохов не нашел ничего умнее, как сказать: «На груди его могучей одна медаль теснилась кучей», на что шеф ему ответил: «Повторяю, – это аванс и, попрощавшись, повесил трубку. Дорохов ошеломленно оглядел сотрудников отдела. Впрочем на него никто и не смотрел, все были заняты своими делами. Выйдя в коридор и закурив, он долго не мог унять мелкую и противную дрожь во всем теле. Конечно, за свои 17 лет работы в отрасли – от монтера до ведущего инженера – он сделал многое, удач было больше, чем явных промахов: ему, по-своему, везло, он знал практически всех работников предприятия по имени-отчеству, побывал лично во многих пунктах, работал сам и заставлял работать других. От дела не уклонялся и поразмыслив, пришел к выводу: «А почему, впрочем, и нет?» На работе все хорошо, отлаженная машина движется без сбоев – в этом и его немалая заслуга, тем более, что за эту отрасль он сам и отвечает в полной мере. И получается, что именно он вполне это звание заслужил. Жене Дорохов не сказал ничего, на мартовские праздники был подозрительно тих и занимался тем, что расписывал настенные доски – было у него и такое хобби: вся кухня завешена ими. Через две недели он уехал в командировку. Там он встретил ту, с которой еще 16 лет назад учился на курсах радистов. …Он узнал ее сразу, со спины, узнал, каким-то интуитивным чувством (опять сработало шестое чувство) да так, что он даже задрожал и понял – что-то будет! Это была она! – Ольга, – тихо окликнул он, и голос его сорвался. Женщина обернулась в толпе и вопрошающе посмотрела на него. – Ты меня помнишь? …Как в какой-то миг изменились ее глаза! – Коля!.. Она бы упала, если бы он не подхватил ее… Он был безнадежно влюблен в эту девушку семнадцать лет назад, с грациозной осанкой, откинув назад густую копну каштановых волос, вошедшую в их радиокласс. Он просто обалдел от ее красоты и не мог сказать ни слова в ее присутствии. Потом они познакомились и она однажды даже приходила к ним в гости с подругой в гостиницу. Но Дорохов не мог бы и в мыслях допустить себя до нее. Она казалась ему недосягаемой. Все это было таким нереальным, что он просто поверить не мог в то, что он может быть с нею вместе. Она была старше его на три года, замужем, правда, детей было. Но пути Господни неисповедимы. Он просто, по-мужски, чувствовал, что они должны быть вместе. Это чувство никогда не подводило его, и женщины это ощущали тоже. Но это был особый случай, – и он сам признавался себе в этом. И они оказались вместе: в последний день перед отъездом она пришла к нему сама и осталась до утра… И эту встречу, и все что там было, он бережно хранил в себе все эти годы. Они больше не встречались, Дорохов и не пытался найти её, хотя из своих источников знал, что она замужем и что у нее есть сын и каждый раз, приезжая в этот город, он вспоминал ее с теплой щемящей сердце грустью. – Ты помнишь меня? Он вдруг внезапно понял, до боли в сердце, понял, что все эти годы любил только её, и это чувство так переполнило его, что она не могла этого не заметить. Они о чем-то говорили стоя на выходе из аэровокзала, торопясь, глотая слова,. Её ждала подруга, его – друзья, которые, отчаянно жестикулируя, показывали на часы – что, мол, опаздываем! Их толкали выходящие и входящие из аэровокзала люди, а они смотрели друг на друга, взявшись за руки, не догадавшись даже отойти в сторону… – Дай мне твой телефон, я позвоню. – Конечно, запиши и вот что еще, – она, покопавшись в сумочке, достала конверт и сказала: – Приедешь домой – посмотри, но только дома, здесь не надо, обещай мне. – Что это? – Дома посмотришь и все поймешь сам. – Хорошо, я обязательно позвоню и мы еще увидимся. Он прилетел в этот город, она улетала, и на её рейс уже объявили посадку. Она ушла вместе со своей подругой и толпа поглотила их. Друзья расспрашивали его о чем-то, он что-то отвечал им невпопад… Они смеялись, он тоже вместе с ними, а по приезду в общежитие, выпивая за очередной тост с друзьями, которых не видел столько лет, он и вовсе забыл про Ольгу и уже откровенно смеялся над их шутками, радовался встрече и играл собственные песни на взявшейся откуда-то гитаре… Началась учеба на курсах, хотя, честно признаться, он бывал на них урывками: заданий от руководства было немало и выполнять их приходилось исключительно в учебное время. Курсы по системам спутниковой связи читал старый профессор по фамилии Буга. Ему было уже за 60, жизнь избороздила его лицо глубокими морщинами, но глаза!.. Глаза смотрели умно и лукаво, казалось, вот-вот он предложит: а ну-ка, ребята, где наша не пропадала, завалимся в кабак, по-русски, а уж там я вам такого расскажу, что вы все только рты разинете и это – в худшем случае, а в лучшем – попросту свалитесь со стульев! Правой руки, а точнее, правого плеча у него не было, пиджак висел на нем, как на кривой вешалке, но профессор совершенно не воспринимался как инвалид: то, о чем он говорил (и как говорил!) совершенно не давало никакого повода это заметить. Буга был умнейший человек, который держал аудиторию в постоянном внимании к предмету, про который рассказывал. Работавший еще с Королёвым, а потом (по воле несчастного и трагического случая, когда погиб маршал Неделин при запуске баллистической ракеты) надолго выбитый из жизненной колеи, он не поддался отчаянию, а сумел, превозмогая боль и физические лишения, защитить кандидатскую, а потом – и докторскую диссертации. На курсах у него был любимый конек – кодирование радиосигналов. Как-то профессор, рассказывая про это, назвал термин – мажоритарный принцип. Суть его заключалось в том, что три сигнала, переданных с ошибками в результате помех, преобразуются в суммарный сигнал и принимаются в искомом месте без ошибок. Все это делалось для того, чтобы сбить с толку любую радиоразведку мира. Да бог с ними, радиоразведками мира – это ведь про меня! Дорохов вдруг отчетливо понял, что это про него, конечно, про него – ведь вся его жизнь, по сути, – мажоритарный принцип. После многих ошибок придти к нужному результату, после стольких лет жизни! Поразившись этому, всю ночь не мог уснуть и, выкурив за ночь пару пачек сигарет, перебрав всю свою жизнь, вывернув себя наизнанку до такой степени, что дальше уже невозможно, под утро уснул тяжёлым и беспробудным сном. И ему второй раз в жизни приснился тот давний детский добрый сон, который он так бережно хранил в памяти все эти годы. Проснувшись утром, он долго не мог понять: почему на душе так легко и спокойно, как не было уже столько лет, а когда вспомнил, то тихо засмеялся и, ощущая в теле необычайную лёгкость и чувство безграничного счастья, уверенности в том, что дальше все будет только хорошо, тихо запел: «Значит – нужные книжки ты в детстве читал!» И вот теперь, две недели спустя, когда он снова не спал всю ночь, выворачивая свою сущность наизнанку, вдруг до изумительной ясности понял, что все то, что было у него до этих дней – это только прелюдия, а главная жизнь только начинается, и во-первых, – она навсегда свяжет его с Ольгой, а во-вторых, выведет на какие-то новые неизвестные ему орбиты, о существовании которых он еще вчера и не подозревал. Кстати, и профессор ему намекнул, что желал бы видеть его у себя. Они улетали домой, друзья провожали их в Пулково, опять говорили: Земля круглая и все равно опять, когда-нибудь и где-нибудь все встретимся; смеялись, выпили конечно на дорожку. Самолет поднялся в туманную сырость. До Архангельска – час лету, и он позвонит ей, а там уж – будь, что будет. Для себя он все решил. Но почему на сердце такая дикая тяжесть и тревога, он не мог понять и даже шестое чувство не подсказывало на этот раз, оно просто затаилось, не хотело ни о чем говорить... Сразу после прилета он позвонил ей из таксофона в аэропорту… На том конце долго не отвечали: то шел отбой, то какие-то шорохи и, в конце концов, он услышал старческий женский голос, который спросил: «Кто это?» Он, запнувшись, ответил, что учились вместе с Ольгой в радиошколе... Голос в трубке тихо, по-бабьи, протяжно запричитал: «Ой, лихонько, ой, горюшко, убилась неделю назад Оленька наша на машине – врезался в них какой-то пьянчуга на грузовике… И она и сынок ее Коленька... и на кого они меня оставили… В среду уж и схоронили…». Дальше Дорохов уже ничего не слышал… Он только пытался отстраненно понять, что еще хочет ему сказать этот женский причитающий северным говорком голос в телефонной трубке. Рванув на груди куртку, до спазма в сердце понял, что он уже не жив, он совершенно мертв, машинально повесил трубку, вышел из кабины на улицу и побрел, не разбирая дороги неизвестно куда, шлепая туфлями по холодным лужам, совершенно не обращая внимания ни на северный ветер, ни на то, что грязная вода заливает его обувь и носки промокли до нитки… Перед глазами стояло только одно – как она входит в радиокласс своей неповторимой грациозной походкой, неся грудь впереди, откинув назад тяжелую копну каштановых волос… …Он стоял у края перрона, прислонив голову к холодной решетке, глядя, как очередная партия пассажиров садится в автобус. Потом присел на холодную скамейку, достал сигарету, но не успел прикурить, потому что напротив его остановилась собака, наверное, из местных, внимательно посмотрела на него, а он грустно подмигнул ей и сказал: «Вот такие, брат, дела»… Собака вдруг заскулила, закинула лапы ему на колени и стала лизать лицо, верно, чувствуя его состояние. Дорохов заплакал, а собака все лизала и лизала его лицо, а он машинально гладил её, отстраненно понимая, что в настоящий момент ближе существа, чем эта собака, у него нет. И он был благодарен ей за это… Ничего после этого в его дальнейшей жизни, вроде, и не изменилось – на работе он привычно (скорее, машинально) занимался текущими делами. Но однажды дома, проснувшись ночью, снял со своих ног ноги жены (была у неё такая привычка), признался сам себе в том, что это уже и не жизнь, а привычка. А привычка – это не жизнь. По вискам пробежали белые пряди, которые сотрудницы отдела считали очень даже идущими ему, но Дорохов чувствовал, что жизнь прошла и ничего не может его удержать на этой земле, кроме дочери, которой было всего три года. Он держался на этой ниточке, совершенно бросив пить, полюбил оставаться один и долго-долго сидел, отрешенно уставившись в одну точку, видя перед собой только одно единственно дорогое ему лицо женщины, которая была матерью его сына и могла бы стать его женой… Всё рухнуло в один миг… На майские праздники Дорохову было официально присвоено почетное звание работника отрасли, вручен почетный знак и удостоверение, в связи с чем многие его поздравляли, кто-то завидовал, но никто не отрицал, что банкет-то уж он должен им обеспечить… Да он и не отказывался. * * * …Дорохов погиб в конце осени того же года на охоте при невыясненных обстоятельствах… Милиция, как всегда, никакого компромата не нашла… То ли сердце, то ли непонятно что… В кармане его куртки вместе с документами была найдена фотография неизвестной женщины с распущенными волосами, с красивым русcким лицом, которая держала на коленях маленького мальчика, удивительно похожего на Дорохова в детстве и листок бумаги с написанными рукой Дорохова стихами:
По опавшим листьям вдаль уходит лето, За окошком ветер нагоняет хмарь. И осталась песня наша недопетой По пустой дороге к нам пришла печаль.
Я уйду из дома, подружусь с печалью, На чужой сторонке на другой женюсь, – Прошлое зашторю черною вуалью, А ошибку эту сам признать боюсь...
Но однажды сердце отозвалось болью, Прошлое не спрячешь – позвало назад, – В памяти осталось только имя – Ольга И на старом фото грустные глаза...
Фотографию забрала себе мать Дорохова. Она одна поняла все…
|
Виктор Николаевич Матвеев – писатель. Родился 28 марта 1958 года в п.Чижа Ненецкого автономного округа. Детство провел в п.Белушье. Окончил Архангельский электротехникум связи. Тридцать лет работал в НАО в системе связи. В 1993 г. за развитие базы телевещания в Ненецком округе получил звание «Почетный радист России».
Версия для слабовидящих
